|
А. Г. Сущевский
Санкт-Петербургский государственный университет
Надписи из Вади эль-Холь: опыт исторического описания проблемы
В статье представлены историческое и грамматологическое описание проблемы формирования предполагаемой фонографической модели письма, зафиксированной в двух надписях, происходящих из Верхнего Египта (Вади эль-Холь). Проводится анализ возможности появления подлинной фонографии в маргинальной социальной группе носителей западно-семитского языка в эпоху Среднего царства (около XX века до н.э.). Предложена гипотеза о принципах и структуре модели письма надписей из Вади эль-Холь.
История возникновения алфавитной системы письма, казалось бы, описана вполне удовлетворительно на основе появления в городах Финикии на рубеже XV-XIVвеков до начала христианской эры значительного числа документов, письменность которых представляет собой подлинную фонографию в её консонантном варианте. Где-то на горизонте, как всегда, «виднелось облачко» так называемого «синайского письма», однако вполне неясные грамматологический и лингвистический контексты надписей в Серабит эль-Хидим исключал их использование в построении общей исторической картины важнейшего коммуникативного ресурса современной цивилизации. И только «энтузиасты» специализированных областей египтологии и семитологии время от времени публиковали довольно противоречивый набор свидетельств и их аналитический обзор.
Между тем, эта историческая проблема остаётся актуальной прежде всего потому, что в мире динамично развивающихся систем коммуникации мы глубже начинаем осознавать ценность нашего основного «интерфейса» - фонографической модели письма (оставляя в стороне дальневосточную идеографию, какую бы позицию в современном мире она ни стремилась занять).
Один из так называемых «законов Мэрфи», иронично описывающих системообразующие факторы в научной аналитике, гласит, что когда описание теории приобретает законченный вид, обязательно найдётся некто, представивший данные, требующие расширить теорию до границ, в которых уже никто из специалистов ровным счётом ничего не понимает. В нашем случае, имея в виду историю письма, «маленькое облачко» на горизонте раздували до размеров грозовой тучи начиная с последней четверти XX столетия истекшего тысячелетия, и, к сожалению, этот процесс, поддерживаемый научными публикациями, но отнюдь не должным уровнем исторического и лингвистического анализа, продолжается. Представить некоторый предварительный анализ сложившейся ситуации в современном описании истории происхождения подлинной консонантной фонографии и было основной мотивацией написания предлагаемой статьи.
Аналитика начинается с принципов и ограничений, с которыми в дальнейшем придётся иметь дело. Прежде всего, крайне неудобно описывать систему письма как «алфавитную». Алфавит – это модель мнемоническая. Её функция – обеспечить запоминание знаков письма, графем. Для этой цели каждый знак получает определённое имя и место в последовательности. Будучи, таким образом, упорядоченной системой, алфавит можно использовать для самых разнообразных кодировок. Простота мнемотехники и системоорганизующий потенциал обеспечили алфавиту широкое распространение и даже утвердили во мнениях как «самую совершенную модель письма».
Вполне очевидно, что никакого отношения к собственно принципам письма ни мнемоника, ни форма организации знаков не имеют. Поэтому описание модели как «алфавитной», не смотря на традиции и внешнюю простоту, закрывает для нас возможности её принципиального анализа.
Широко распространённое и, кажется, по сей день общепринятое определение письма как упорядоченной системы знаков, графически фиксирующих вербальный уровень отражения сообщения, так же крайне неудобно тем более, чем глубже мы погружаемся в историю письменных систем. Я, в принципе, далёк от радикальных утверждений Питера Дамерова, отрицавшего синтаксическую организацию протоклинописных текстов [Damerow, 2006. §4.2], но допускаю, что синтаксис, как форма организации сообщения, может быть прослежен и при визуально-графическом уровне отражения представляемой реальности . Именно с этим условием мы, по-видимому, имеем дело, анализируя тексты, созданные на ранних стадиях идеографии. В таком случае, предварительная формулировка письма принципиально может быть получена на основе калибровки «визуальная\вербальная организация сообщения». В предельном описании проблемы, мы, вероятно, располагаем двумя моделями письма, получаемыми при нисходящем анализе: идеографию (визуальное отражение) и фонографию (вербальное отражение).
Актуальная система письма, по-видимому и как правило, простроена на основе некоего компромисса между двумя моделями, что и порождает множество функциональных вариантов .
Особую проблему представляет «чтение» письма или, точнее говоря, интерпретация. Ряд неверных методологических подходов к этой проблеме почти на два века (!!!) закрыл возможность адекватного описания письменной системы текстов древнего Египта, которая до сих пор большинством специалистов представляется как фонографическая . И если много трудностей вызывает анализ формирования идеографической модели (во многообразии её вариантов, например, морфографии [Петровский,1978. С. 142-143]), то описание генезиса фонографической модели вообще представляется блужданием во тьме без путеводного светоча.
Однако, не вызывает особых проблем то обстоятельство, что сообщение, сформированное для визуального отражения (например, знак дорожного движения или «идеограмма» в интерфейсе приложения), может быть интерпретировано вербально. Что не делает модель, использованную для формирования сообщения, фонографией. Такого рода аналитическая ошибка стала исходным пунктом для появления описаний графем как «логограмм» и "семограмм» у И. Гельба [Gelb,1963] .
И, наконец, в завершение представления исходных положений, обратимся к семантическому треугольнику Фреге, он же Огдена-Ричардса. В случае идеографической модели десигнатом графемы (идеограммы) выступает матрица визуального распознавания объекта и многочисленные семантические связи опыта, сформированного вместе с ней в сознании субъекта. «Слову», что бы это описание ни предполагало, в этой схеме места не выделено. Поэтому и описание «логограмма» не формирует принципиального подхода к анализу древнейших систем письма. Разумеется, лексическая интерпретация распознанного знака возможна, но вторична и субъективна и требует определённой конвенциональности. Собственно идеограмма отделена от изображения в художественно-композиционном пространстве не структурами языка, а функциональной гранью, за которой расширяется когнитивный опыт (что и вызывает трудности анализа древнеегипетских памятников при утрате конвенциональных контекстов древней культуры).
Условия фонографической модели куда более сложны для аналитического описания. В семантическом треугольнике в этом случае десигнатом выступает фон, речевая реализация некоего представления о минимальной звуковой единице, фонеме. Проблема состоит в том, что носитель языка вычленить такой фон в потоке речи, как правило, не может. Для него минимальным элементом будет просодическая единица, отождествляемая со слогом. Поэтому первый шаг на пути формирования фонографии – создание силлабария, слогового письма, событие универсального порядка в различных письменных системах.
Подлинная фонография – это своего рода абстракция, и получить её можно, по-видимому, только в поистине экстремальных условиях. Однако описание этих условий уже не область грамматологии, а область истории. И здесь, собственно, и начинается наша статья.
Историческая традиция Пятикнижия как будто утверждает, что древнейшим текстом, отражавшим западносемитский языковой контент, были Десять Заповедей, переданных Богом Моисею и записанных на Скрижалях Завета. Возникновение этого текста, согласно традиции, относится к центральной части южного Синая, одной из самых жестоких пустынь на свете. Проблема, однако, в том, каким письмом этот текст мог быть записан. Ведь Моисей, как известно, был воспитан при дворе Фараона и, надо полагать, получил египетское образование, то есть был знаком только с египетским письмом.
В этой традиции сохранён ряд ключевых моментов, которые так или иначе обнаруживают себя в формальной реальности. Во-первых, культовый контекст; во-вторых, экстремальные условия – пустыня и горы; в-третьих, египетское письмо как субстрат.
Все эти три положения прослеживаются в относительно недавней публикации двух надписей из Вади эль-Холь, представленной Дж. К. Дарнеллом и его исследовательской группой [Darnell, 2005].
Выводы работы таковы: две надписи из Вади эль-Холь в Западной (Ливийской) пустыне Египта между Луксором и Хивом (Ху) представлены фонографической моделью письма (или, как пишут авторы, «алфавитным письмом»), отражают не египетский, а некий западно-семитский язык, но графемы этого письма целиком и без исключения в своём дукте восходят к знакам египетского «скального курсива» (особой смеси скорописи и священного письма). По содержанию обе надписи отражают, должно быть, западно-семитскую антропонимику , однако, чтению пока не поддаются. Другими словами, как пишут исследователи «синайского письма», «лингвистический контекст не определён» [Hamilton, 2006, passim]. Обе надписи оставлены в местах, где и египетские начальники пустынных рейнджеров приказывали высекать свои титулы и имена.
Египетская традиция оставлять надписи с развёрнутой формой имени (титулы и патронимика) отражает важнейшую сторону культовой практики: обеспечение иной жизни через сохранение имени на вечных памятниках. В этом отношении ещё более показательны надписи, оставленные вокруг древних царских копей на Синайском полуострове в Серабит эль-Хидим, месте почитания Хатхор-хозяйки-бирюзы. Именно из этих мест происходит основной контент так называемого «синайского письма», аналогичного, по мнению Гамильтона, Засса и других исследователей, форме письма из Вади эль-Холь [Hamilton, 2006. P. 36, passim].
Палеографический анализ знаков, использованных в надписях из Вади эль-Холь, как будто не оставляет сомнений в том, что их формы действительно были заимствованы из египетского «скального курсива». Простое наблюдение показывает, что здесь использована не морфография египтян, и содержание графем не относится к египетскому языковому контенту. Идея Гамильтона, поддержанная Дарнеллом и его группой, состояла в том, что знаки представляют собой консонантные фонограммы, функционально подобранные в соответствии с приписанной им акрофонией. Например, египетская морфограмма «зыбь на воде, волна» (N35, -n-) интерпретировалась лексически как *māj «вода» и, соответственно, использовалась для передачи –m-.
Археологический контекст надписей позволяет отнести их к эпохе правления XII династии (в данном случае, первая четверть II тысячелетия до н.э.), т.е. по меньшей мере, лет за 400 до появления текстов с финикийской фонографией.
На этом этапе описание проблемы письма из Вади эль-Холь и Серабит эль-Хидим неожиданно завершается в упомянутых выше публикациях, что ставит гораздо больше вопросов, чем предлагает ответов. И прежде всего,- если фонографическая модель письма была сформирована в среде носителей некоего западно-семитского языка в Египте, то почему на протяжении последующих столетий вплоть до рубежа XV-XIV вв. до н.э. в ареале распространения западно-семитских языков не встречаются тексты на этом простом и удобном письме, покорившем со временем весь мир?
Между XVII и XVI веками до н.э. в эпоху так называемого «гиксосского владычества» выходцами из Восточного Средиземноморья была создана обширная империя, охватывавшая земли от Египта до Сирии. Но «семитская фонография» не стала письменностью этого политического образования.
В последующую эпоху тесных контактов Египта, городов-государств Ближнего Востока и касситской Вавилонии был создан своего рода единый культурный ареал, обеспечивавший взаимообмен литературными, дипломатическими и иными текстами, происходило взаимное проникновение различных систем письма, но следов проявления «семитской фонографии» зафиксировать как будто не удалось.
В этот же период XVI-XV веков в кругах египетской писцовой образованности создавалась особая модель письма, получившая название «силлабической»[Albright 1934] или «новой орфографии», как представляется сегодня, это предшественница семитского консонантизма в принципах письма. Зачем было её создавать на протяжении более века, если уже в самом Египте была сформирована фонография на основе собственно знаков египетского письма?
И наконец, - в какой социальной группе египетского общества могли сложиться условия формирования письма, по своим принципам прямо противоположного традиционному, обеспечивавшему не только социальную адаптацию, но и сам смысл жизни – культ имени? Каковы были социальные цели такого письма, какого рода коммуникацию оно поддерживало и кто были те, кто оказался «лингвистически» более подготовлен, чем самые мудрые из египетских учителей?
Получить позитивные ответы на многие из этих вопросов не удастся, поскольку само их негативное содержание сформулировано на основе хорошо документированных исторических условий. С лингвистической точки зрения описание проблемы надписей из Вади эль-Холь тоже приобретает негативный характер. Обособленная в Верхнем Египте группа носителей одного из западно-семитских языков не может создать для себя подлинно фонографическую модель письма, да ещё в консонантном варианте, прежде всего потому, что в этих языках процессы формо- и словообразования поддерживаются трансфиксом, особой операцией изменения гласного в морфологической основе. Письмо, не указывающее такого рода изменения, для семитских языков практически не функционально при изначальных условиях формирования .
Поскольку в справедливости поставленных вопросов я не могу сомневаться, то вывод мой таков: мы имеем дело с квазипроблемой. Другими словами, если исторические условия не позволяют появиться подлинной фонографии в этом месте и в это время, значит это не она. Мы столкнулись с особой формой гетерографии по отношению к традиционной для египетского письма модели. Проанализируем исходные условия проблемы ещё раз.
Надписи из Вади эль-Холь и Серабит эль-Хидим (а только о них и имеет смысл говорить как о имеющих хоть какой-то исторический и грамматологический контекст) обнаружены за пределами египетской земли, но на территории египетской администрации и в местах, отмеченных египетским культом. Других археологических контекстов для обнаружения текстов с письмом этого типа пока нет.
В египетских административных документах эпох Среднего и Нового царств следов этой формы письма нет, а ведь египтянам не свойственна была ксенофобия, особенно в отношении языка и письма. Но только не в одной области – теургии и культовом служении.
Итак, по-видимому, письмо из Вади эль-Холь не имело административного применения в Египте, оно не обеспечивало коммуникацию с египетскими административными службами и, следовательно, не обеспечивало любую форму социальной адаптации в египетском обществе, например, на воинской службе. Однако форма и дукт его знаков показывают вполне определённо , что сформировалось оно в Египте Среднего царства.
Египетское письмо в форме административного курсива (традиционно в египтологии используется термин «иератика») не служило моделью для форм знаков письма из Вади эль-Холь. А любые формы так называемой «иероглифики» служили исключительно культовым целям (!!!).
Надписи военачальников пустынных рейнджеров из народов aAmw выполнялись на египетском языке и египетской же морфографией, что относило их к египетскому культу имени. Таким образом, этническое происхождение на выбор формы письма влияния не оказывало. Складывается впечатление, что социальную нишу для формирования особого письма у некой социальной группы мы уже вполне обрисовали. Ни этнический, ни административный контекст здесь не были задействованы. Однако культовый контекст выделен весьма рельефно.
Переход на египетскую службу означал для иноземца прежде всего получение египетского имени , что было необходимо для списков местной управы, кенбета. Соответственно, его носитель уже переходил в сферу египетской письменной культуры и – обретал египетский культ имени. Однако жить в Египте и не иметь надежд на вечную жизнь… Вот, поистине, тот мотив, который был так проникновенно обрисован Мигелем де Унамуно .
Любопытно то обстоятельство, что выходцы из западно-семитских регионов в египетских административных текстах эпохи Среднего царства часто указываются только под своим этнонимом aAm.w, что означает их маргинальное положение среди всех социальных групп египетского общества [Берлев, 1972. С. 76-77]. Документально мы можем проследить только тех из них, кому удалось влиться в египетские должностные и храмовые хозяйства и даже войти в состав крупных египетских семейств. Большинство из них уже носило египетские имена [Берлев, 1972. С. 76-77]
У нас практически нет сколько-нибудь консистентной документации об aAm.w, которые не попадали в сферу египетского администрирования. Их имена никогда и нигде не записывались по-египетски и они не имели возможности попасть в сферу египетского культа имени. Пожалуй, это действительно актуальная мотивация для экспериментов над некой моделью гетерографии, так сказать, параллельной египетской консонантной морфографии.
Для описания письма из Вади эль-Холь я решился бы предложить следующую гипотезу. Начнём, опять таки с исходных условий. Если у Гамильтона, Засса и Дарнелла нет сомнений в том, что графической основой «семитской фонографии» было египетское письмо, то, надо полагать, и его принципы были исходным условием формирования гетерографии из Вади эль-Холь.
Египтяне же пользовались сегментной морфографией, т.е. моделью письма, в которой словоформа членится не только на морфологические сегменты для последующего отражения через идеограммы, но и вообще на произвольные сегменты, каждый из которых может объединять, например, аффикс и фрагмент корневой морфемы. Однако египетское письмо весьма последовательно в своих принципах отражало две важнейшие особенности структуры египетского языка старого состояния: исключительно линейный характер морфологии и вытекающее из него отсутствие гласного трансфикса в процессах слово- и формообразования.
Иначе говоря, у египтян эпохи Среднего царства с фонологической точки зрения был хорошо представлен опыт о характерных согласных звуках, консонантах, и именно эти звуки поддерживали такие структуры как семантика. Гласные звуки, сколько можно судить, в этих процессах в языке старого состояния участия не принимали, и поэтому опыт о них у носителей египетского языка был весьма специфическим, чтобы не сказать смутным.
Таким образом, всякий, использовавший египетское письмо в качестве основы для построения некоей «пиджин-модели», должен был бы по необходимости научиться членить словоформы и своего языка именно на консонантные сегменты. В случае носителей языка западно-семитской группы это означало, что из минимальных просодических элементов («слогов») исключались гласные. В конечном итоге он, предполагаемый творец письма Вади эль-Холь, получил бы модель в целом изоморфную подлинной консонантной фонографии, но по природе и исходным принципам таковой не являвшуюся.
Эта модель письма имела весьма ограниченную функциональность, памятную запись имён у узкой и маргинальной группы aAm.w в составе египетского общества и потому его конвенциональность как графическая, так и семантическая едва ли была доведена до совершенства. Возможно, это и определяет современные трудности в его интерпретации.
И эти же две основные черты письма из Вади эль-Холь и Серабит эль-Хидим, ограниченность в функциональной и социальной сферах, обеспечили этой «гетерографии aAm.w» забвение в эпоху, когда Левант был ареной борьбы могущественных сил. Лишь в узкое «окно» истории на рубеже XV-XIV веков до н.э. формы и принципы этого письма были востребованы в городах Финикии для создания собственных «алфавитов".
Список литературы
1. Берлев О.Д. Трудовое население Египта в эпоху Среднего царства. М., 1972. 363 с.
2. Петровский Н.С. Звуковые знаки египетского письма как система. М., 1978. 174 с.
3. Albright W. F. The Vocalisation of the Egyptian Syllabic Orthography // American Oriental Series. Vol. 5. New Haven, 1934.
4. Damerow P. The Origins of Writing as a Problem of Historical Epistemology. Cuneiform Digital Library Journal 2006:1. P. 1-10 URL: http://cdli.ucla.edu/pubs/cdlj/2006/cdlj2006_001.html (дата обращения: 23.08.2013).
5. Darnell J. C. et allia. Two Early Alphabetic Inscriptions from the Wadi el-Hol: New Evidence for the Origin of the Alphabet from the Western Desert of Egypt// The Annual of the American Schools of Oriental Research. Vol. 59 (2005). P. 63, 65, 67-71, 73-113, 115-124. URL: http://www.jstor.org/stable/3768583 (дата обращения: 23.08.2013)..
6. Gelb I. J. A Study of Writing. 2nd ed., Chicago, 1963.
7. Hamilton G. J. The Origins of the Western Semitic Alphabet in Egyptian Scripts //The Catholic Biblical Quarterly. Monograph Series 40 (2006).
8. Hodge C. T. The Hieratic Origin of the Ugaric Alphabet // Anthropological Linguistics. Vol. 11, No. 9 (1969). P. 277- 289. URL: http://www.jstor.org/stable/30029469 (дата обращения 24.07.2013)..
9. Loprieno A. Ancient Egyptian: A Linguistic Introduction. Cambridge, 1995. 322 p.
Andrey G. Soushchevsky The Inscriptions of Wadi el-Hol: an Essay of Historical Description of the Problem
Nearly a century has witnessed a long sequence of efforts applied to describe and demonstrate the problem of the origin of “alphabetic” writing in the Ancient Oriental Mediterranean, considering so called “Proto-Sinaitic” and “Proto-Canaanite” inscriptions. The description “alphabetic” being irrelevant on the grounds of grammatology, is revised in the present article in favor of “phonological” mode of writing. Here offered some new inferences of how phonological writing could be formed in the deprived and constricted group of Western Semites in Egypt of Middle Kingdom. And was it actually “phonological” and therefore “alphabetic”.
Most and even recent approaches to the problem are of paleographic, grammatological and linguistic kind with an obvious lack of historical studies proper. A new hypothesis on historical background of Middle Kingdom is here offered to depict terms mating to the problem of origin of what here called heterography of the traditional Egyptian system of writing. One of the points demonstrated: why and under what circumstances a “Western Semitic phonography” being invented even at the beginning of XXth century BC, deserved the oblivion for four centuries and was nearly reinvented in Phoenicia at the edge of XV-XIV cent. BC?
|
